актуально жизненно story
— Как это — не было? — спросила я внезапно севшим голосом, — Совсем,
что ли? Да у вас ошибка тут, в картотеке, посмотрите лучше!!
— Никак нет, — пожилой Ангел улыбнулся снисходительно и поправил очки
в круглой оправе, — У нас тут все записано, все учтено, опять же, все
под строгим оком Сами Знаете Кого. У нас за должностное преступление
знаете что? — физиономия Ангела посуровела, — Про Люцифера слыхали? То-
то. Моргнуть не успел — скинули. <<Оши-и-ибка>>. Скажете тоже...
— Минуточку, — я попыталась взять себя в руки, — Посмотрите,
пожалуйста, сюда.
Ангел благожелательно воззрился на меня поверх очков.
— И? — спросил он после секундного молчания.
— Меня, может, и нет. Но кто-то же есть? — я осторожно пошевелила
кисельной субстанцией, которая теперь заменяла мне привычный земной
организм. Субстанция заволновалась и пошла радужными пятнами.
— Кто-то, безусловно, есть. Но никак не NN, каковой вы изволили
представиться., — Ангел тяжело вздохнул и потер лоб, — Я таких как вы
перевидал — не сосчитать. И почему-то в большинстве своем — дамы. Ну,
да ладно. Давайте проверять, барышня. По пунктам. С самого начала.
Так?
— Давайте, — сказала я, решительно повиснув у него над плечом и
изготовясь биться до последнего.
— Нуте-с, вот она, биография мадам N, — Ангел вытащил из-под стола
здоровенный талмуд и сдул с него пыль, — Ab ovo, дорогая, что
называется, от яйца, — он послюнявил палец и зашуршал тонкими
папиросными страницами, — Ну, это все мелочи ... подгузники... капризы
детские... глупости всякие... личность еще не сформирована... характер не
проявлен, все черновики... ну, детство и вовсе опустим, берем
сознательную жизнь... а, вот! — он торжествующе поднял палец, — у вас
был роман в конце десятого класса!
— Ах, какая странность, — не удержалась я, — Чтоб в шестнадцать лет —
и вдруг роман!
— А вы не иронизируйте, фрейляйн, — Ангел сделал строгое лицо, — Роман
развивался бурно и довольно счастливо, пока не встряла ваша подруга. И
мальчика у вас, будем уж откровенны, прямо из-под носа увела. То есть
не у вас, — вдруг спохватился ангел и покраснел, — а у мадмуазель NN...
— Ну, и чего? — спросила я подозрительно, — Со всеми бывает. Это что,
какой-то смертный грех, который в Библию забыли записать? Мол, не
отдавай ни парня своего, ни осла, ни вола...
При слове <<Библия>> ангел поморщился.
— При чем тут грех, ради Бога! Достали уже со своими грехами... Следите
за мыслью. Как в этой ситуации ведет себя наша N?
— Как дура себя ведет, — мрачно сказала я, смутно припоминая этот
несчастный роман <<па-де-труа>>, — Делает вид, что ничего не произошло,
шляется с ними везде, мирит их, если поссорятся...
— Вооот, — наставительно протянул Ангел, — А теперь внимательно — на
меня смотреть! — как бы поступили вы, если бы жили?
— Убила бы, — слово вылетело из меня раньше, чем я успела сообразить,
что говорю.
— Именно! — Ангел даже подпрыгнул на стуле, — именно! Убить бы не
убили, конечно, но послали бы на три веселых буквы — это точно. А
теперь вспомните — сколько таких <<романов>> было в жизни у нашей
мадмуазель?
— Штук пять, — вспомнила я, и мне вдруг стало паршиво.
— И все с тем же результатом, заметьте. Идем дальше. Мадмуазель
попыталась поступить в университет и провалилась. Сколько не добрала?
— Полтора балла, — мне захотелось плакать.
— И зачем-то несет документы в пединститут. Там ее балл — проходной.
Она поступает в этот институт. А вы? Чего в этот момент хотели вы?
— Поступать в универ до последнего, пока не поступлю, — уже едва
слышно прошептала я, — Но вы и меня поймите тоже, мама так плакала,
просила, боялась, что за этот год я загуляю или еще что, ну, и мне
вдруг стало все равно...
— Милая моя, — ангел посмотрел на меня сочувственно, — нам здесь до
лампочки, кто там у вас плакал и по какому поводу. Нас факты
интересуют, самая упрямая вещь в мире. А факты у нас что-то совсем
неприглядны. Зачем вы — нет, вот серьезно! — зачем тогда замуж вышли?
В смысле — наша NN? Да еще и венчалась, между прочим! Она, стало быть,
венчалась, а вы в это время о чем думали?!
Я молчала. Я прекрасно помнила, о чем тогда думала в душной сусальной
церкви, держа в потном кулачке свечу. О том, что любовь любовью, но
вся эта бодяга ненадолго, что я, может быть, пару лет протяну, не
больше, а там натура моя блядская все равно перевесит, и тогда уж ты
прости меня, Господи, если ты есть...
— Вот то-то, — Ангел покачал головой и перевернул страницу, — да тут у
вас на каждом шагу сплошные провалы! Девочка, моя, ну, нельзя же так!
В тридцать лет так хотели татуировку сделать — почему не сделали?
— Ну-у-у... — озадачилась я, — Не помню уже.
— А я вам подскажу, — Ангел нехорошо усмехнулся, — Тогдашний ваш
возлюбленный был против. Примитивные, говорил, племена, да и задница с
годами обвиснет. Так?
— Вам виднее, — насупилась я, хотя что-то такое было когда-то, точно
же было...
— Мне-то виднее, конечно... Задница-то ваша была, а не любовника?!
Хорошо, едем дальше.
Вот тут написано — тридцать пять лет, домохозяйка, проще говоря —
безработная, из увлечений — разве что кулинария. Милая такая картинка
получается. Вышивания гладью только не хватает. Ну, вспоминайте,
вспоминайте, чего на самом деле-то хотели?!
— Вспомнила. Стрелять хотела.
— В кого стрелять?! — изумился ангел и покосился в книгу.
— В бегущую мишень. Ну, или в стационарную, без разницы, — плакать я,
как выяснилось, теперь не могла, зато туманное мое тело утратило свою
радужность и пошло густыми серыми волнами, — Стендовой стрельбой
хотела заниматься. Петь еще хотела. Давно это было...
— Подтверждаю. Вы, дорогая моя, имели ко всему этому довольно
приличные способности, — сказал Ангел, ткнув пальцем в талмуд, —
Богом, между прочим, данные. От рождения! Куда дели все это? Где, я
вас спрашиваю, дивиденды?!
— Я не знала, что должна... — прошелестела я в ответ.
— Врете, прекрасно знали — Ангел снял очки, устало прищурился и потер
переносицу, — Что ж вы все врете-то, вот напасть какая... Ладно, мадам,
давайте заканчивать. Приступим к вашему распределению.
Он достал большой бланк, расправил его поверх моей биографии и начал
что-то строчить.
— Как вы все не понимаете, — в голосе Ангела слышалось отчаяние, —
нельзя, ну, нельзя предавать себя на каждом шагу, эдак и умереть можно
раньше смерти! А это, между прочим, и есть тот самый <<грех>>, которого
вы все так боитесь!... Всё думаете — и так сойдет... Шутка ли — каждая
третья душа не свою жизнь проживает! Ведь это страшная статистика! И у
всех какие-то идиотские оправдания — то мама плакала, то папа
сердился, то муж был против, то дождь в тот день пошел не вовремя, то
— вообще смех! — денег не было. Хомо сапиенсы, называется, эректусы...
Ну, все, готово, — Ангел раздраженно откинул перо, — попрошу встать
для оглашения приговора. Передо мной встать, в смысле.
Я перелетела через стол и замерла прямо перед ангелом, всем своим
видом выражая вину и раскаяние. Черт его знает, может, сработает.
— Неидентифицированная Душа по обвинению в непрожитой жизни признается
виновной, — Ангел посмотрел на меня с суровой жалостью, — Смягчающих
обстоятельств, таких, как а) не ведала, что творила б) была физически
не в состоянии реализовать или в) не верила в существование высшего
разума — не выявлено. Назначается наказание в виде проживания одной и
той же жизни до обнаружения себя настоящей. Приговор окончательный и
обжалованию не подлежит. Подсудимая! Вам понятен приговор?
— Нет, — я жалобно заморгала, — Это в ад, что ли?
— Ну, ада вы не заработали, детка, — усмехнулся ангел, — да и вакансий
там..., — он безнадежно махнул рукой, — Пойдете в чистилище, будете
проживать смоделированные ситуации, пока суд не признает вас прожившей
свою жизнь. Ну, а уж будете вы там страдать или нет — это мы,
извините, не в курсе, — и Ангел протянул исписанный желтый бланк, —
Теперь все ясно?
— Более-менее, — я кивнула растерянно, — И куда мне теперь?
— Момент, — сказал Ангел и щелкнул пальцами. Что-то звякнуло, грохнуло
и в глазах у меня потемнело...
— ... одну меня не отпустят, а с тобой запросто, — услышала я знакомый
голос, — И Сережка говорит — пусть она тебя отмажет на два дня, ну,
Олечка, ну, милая, ты ведь поможешь, правда? Мы тебе и палатку
отдельную возьмем, и вообще клево будет, представляешь, целых две
ночи, костер, речка и мы втроем?
..Это был мой школьный двор, май уже и не помню какого года, пыльный
душный вечер. И Ленка, красавица, с кукольным личиком и фигурой от
Сандро Ботичелли — моя подружка — как всегда беззаботно щебетала мне в
ухо, не замечая, как ненависть и боль медленно скручивают меня винтом,
мешая дышать. Такое знакомое, такое родное-привычное ощущение... Я
ведь хорошая девочка, я перетерплю все это, я буду вести себя
прилично, я хорошая, хорошая, хоро...
— А пошла ты на хуй, — сказала я неожиданно, с садистским
удовольствием наблюдая, как округляются ее фарфоровые глазки, и,
чувствуя некоторую незавершенность сцены, добавила — Оба пошли к ебене
матери.
...Когда разгневанный стук Ленкиных каблучков затих где-то за поворотом,
я прислушалась к звенящей пустоте вокруг, и поняла, что вот прямо
сейчас я, наконец, глубоко, неприлично и ненаказуемо счастлива...
