это пиздец. Нахуй нахуй, пойду лучше винксклуб погамаю
Вчера отводил тоху в садик и думал — доделаю все раньше, потусуюсь с ним вечером, по итогу вечером тусовался с Facebook API, тоха лег спать, потусить не успели. Не хватило как бы времени. А сегодня мне не хватает времени уже с утра, даже в садик не успеваю его отвести. Ощущаю, как рвется связь. Петля времени затягивается, мечтаю об одном — сесть и нихуя не делать. Вообще нихуя не делать и не думать.
Отводил малого в садик и так не хотелось это делать, да еще вижу, что он и сам не хочет. Обычно как-то легче, а тут прямо сижу и работать не получается. Бля, шо ж это такое.
Сегодня учил тоху считать предметы до трех — получилось в чем-то неожиданно, тоха увидел по ящику запуск ракеты и потом сделал трехступенчатую ракету из подвернувшихся под руку трех трубок, и с пресчета этих трубок началось его умение считать до трех.
Вернулись с малым из больницы, ходили за справкой о выздоровлении. Тоха докторов не любит — и сначала сопротивлялся, "низя-низя", а потом успокоился (кстати, iPad тоже помог отвлечься от мыслей о докторах).
Это предисловие, а тема такая — в экстремальных обстоятельствах люди значительно быстрее учатся, вот и тоха — этим утром как никогда бодро повторял и как его зовут, и сколько ему лет. Справку взяли, и уже в садике! Так что теперь у меня, наверное, будет немного больше времени.
Это предисловие, а тема такая — в экстремальных обстоятельствах люди значительно быстрее учатся, вот и тоха — этим утром как никогда бодро повторял и как его зовут, и сколько ему лет. Справку взяли, и уже в садике! Так что теперь у меня, наверное, будет немного больше времени.
Сегодня я днем укладывал тоху спать и решил продолжить вчерашний эксперимент — продолжить читать ему вслух отвратительного, но интересного Бунина, "Лику". Но не просто читать, а читать так, как будто на самом деле я читаю ему сказку про колобка, с такими же интонациями.
Выводы: сегодня получилось немного лучше, чем вчера, но все же неидеально, т.е. тоха не уснул под голос.
А вот это отрывоко, который я ему читал: Арсенин бродит по старому деревенскому кладбищу и мечтает бросить все (хотя, как видно из других глав, бросать ему особо нечего) и остаться жить на хуторе:
***
V
Живя на подворьи Никулиной, я иногда выходил и без цели шел по Щепной площади, потом по пустым полям сзади монастыря, где стояло большое кладбище, обнесенное старыми стенами. Там только ветер дул — грусть и глушь, вечный покой крестов и плит, всеми забвенных, заброшенных, что-то пустое, подобное одинокой, смутной мысли о чем-то. Над воротами кладбища была написана безграничная сизая равнина, вся изрытая разверзающимися могилами, наискось падающими надгробиями, подымающимися из-под них зубастыми и ребрастыми
скелетами и незапамятно-древними старцами и старицами в бледно-зеленых саванах. И огромный ангел с трубой возле уст летел, трубил над этой равниной, полосами развевая свои блекло-синие одежды, согнув в коленях голые девичьи ноги, вскинув сзади себя длинные меловые ступни... На подворье царил осенний уездный мир, было тоже пусто — подъезду из деревень почти не было. Я возвращался, входил во двор — навстречу мне, из-под навесов двора, несла петуха стряпуха в мужицких сапогах: "Вот в дом несу, говорила она, неизвестно чему смеясь, — совсем очумел от старости, нехай теперь со мной квартирует..." Я поднимался на широкое каменное крыльцо, проходил темные сенцы, потом теплую кухню с нарами, шел в горницы, — там была спальня хозяйки и та комната, где стояли два больших дивана, на которых спали редкие приезжие из мещан и духовенства, а чаще всего один я. Тишина, в тишине мерный бег в спальне хозяйки будильника... "Прогулялись?" — ласково, с улыбкой милого снисхождения, спрашивает хозяйка, выходя оттуда. Какой очаровательный, гармонический голос! Она была полная, круглоликая. Я порой не мог спокойно смотреть на нее — особенно в те вечера, когда она, вся алая, возвращалась из бани и долго пила чай, сидела с еще темными влажными волосами, с тихим и томным блеском глаз, в белой ночной кофточке, свободно и широко покоя в кресле свое чистое тело, а ее любимая шелковисто-белая с розовыми глазами кошка мурлыкала в ее полных, слегка расставленных коленях.
...
Дикие чувства и мысли проходили тогда во мне: вот бросить все и навсегда остаться тут, на этом подворье, спать в ее теплой спальне, под мерный бег будильника! Над одним диваном висела картина: фотографический портрет старика в гробу, важного, белоликого, в черном сюртуке, — покойного мужа Никулиной. Из кухни, в лад долгому осеннему вечеру, слышался дробный стук и протяжное: "У церкви стояла карета, там пышная свадьба была..." — это пели и рубили на зиму острыми сечками свежие тугие кочаны капусты слободские девки-поденщицы. И во всем, — в этой мещанской песне, в мерном хозяйственном стуке, в старой лубочной картине, даже в покойнике, жизнь которого все еще как бы длилась в этом бессмысленно-счастливом житии подворья, — была какая-то сладкая и горькая грусть...
...
Что можно сказать: когда читаешь вслух о кладбище с интонацией, подразумевающей, что это колобок катится по этому кладбищу, внутреннее восприятие текста меняется, становится смешно и уютно.
Выводы: сегодня получилось немного лучше, чем вчера, но все же неидеально, т.е. тоха не уснул под голос.
А вот это отрывоко, который я ему читал: Арсенин бродит по старому деревенскому кладбищу и мечтает бросить все (хотя, как видно из других глав, бросать ему особо нечего) и остаться жить на хуторе:
***
V
Живя на подворьи Никулиной, я иногда выходил и без цели шел по Щепной площади, потом по пустым полям сзади монастыря, где стояло большое кладбище, обнесенное старыми стенами. Там только ветер дул — грусть и глушь, вечный покой крестов и плит, всеми забвенных, заброшенных, что-то пустое, подобное одинокой, смутной мысли о чем-то. Над воротами кладбища была написана безграничная сизая равнина, вся изрытая разверзающимися могилами, наискось падающими надгробиями, подымающимися из-под них зубастыми и ребрастыми
скелетами и незапамятно-древними старцами и старицами в бледно-зеленых саванах. И огромный ангел с трубой возле уст летел, трубил над этой равниной, полосами развевая свои блекло-синие одежды, согнув в коленях голые девичьи ноги, вскинув сзади себя длинные меловые ступни... На подворье царил осенний уездный мир, было тоже пусто — подъезду из деревень почти не было. Я возвращался, входил во двор — навстречу мне, из-под навесов двора, несла петуха стряпуха в мужицких сапогах: "Вот в дом несу, говорила она, неизвестно чему смеясь, — совсем очумел от старости, нехай теперь со мной квартирует..." Я поднимался на широкое каменное крыльцо, проходил темные сенцы, потом теплую кухню с нарами, шел в горницы, — там была спальня хозяйки и та комната, где стояли два больших дивана, на которых спали редкие приезжие из мещан и духовенства, а чаще всего один я. Тишина, в тишине мерный бег в спальне хозяйки будильника... "Прогулялись?" — ласково, с улыбкой милого снисхождения, спрашивает хозяйка, выходя оттуда. Какой очаровательный, гармонический голос! Она была полная, круглоликая. Я порой не мог спокойно смотреть на нее — особенно в те вечера, когда она, вся алая, возвращалась из бани и долго пила чай, сидела с еще темными влажными волосами, с тихим и томным блеском глаз, в белой ночной кофточке, свободно и широко покоя в кресле свое чистое тело, а ее любимая шелковисто-белая с розовыми глазами кошка мурлыкала в ее полных, слегка расставленных коленях.
...
Дикие чувства и мысли проходили тогда во мне: вот бросить все и навсегда остаться тут, на этом подворье, спать в ее теплой спальне, под мерный бег будильника! Над одним диваном висела картина: фотографический портрет старика в гробу, важного, белоликого, в черном сюртуке, — покойного мужа Никулиной. Из кухни, в лад долгому осеннему вечеру, слышался дробный стук и протяжное: "У церкви стояла карета, там пышная свадьба была..." — это пели и рубили на зиму острыми сечками свежие тугие кочаны капусты слободские девки-поденщицы. И во всем, — в этой мещанской песне, в мерном хозяйственном стуке, в старой лубочной картине, даже в покойнике, жизнь которого все еще как бы длилась в этом бессмысленно-счастливом житии подворья, — была какая-то сладкая и горькая грусть...
...
Что можно сказать: когда читаешь вслух о кладбище с интонацией, подразумевающей, что это колобок катится по этому кладбищу, внутреннее восприятие текста меняется, становится смешно и уютно.
Укладывая Тоху поспать днем, читал ему. Взял наугад из стопки книжек одну — думал, детскую, а это оказалась "Лика" Бунина, я раньше ее не читал. Решил проверить — правда ли, что маленьким детям все равно, что им читают, сказку про колобка или сборник сочинений Шопенгауэра. Говорят, что им скорее важна интонация и сам факт того, что мама-папа им что-то рассказывают.
Проверил — почитал страниц 10. Не очень сработало. Думаю, дело в том, что я по ходу чтения увлекся и читал не Тохе, а себе, и наверное интонации были не те. В следующий раз попробую с колобком.
Цитата из книги, идет разговор влюбленного Арсенина с отцом Лики:
" --Так что, по-вашему, единственное спасение от всех зол и бед в этом пресловутом неделании, непротивлении? — спросил доктор с преувеличенным безразличием.
Я поспешил ответить, что я за делание и за противление, "только совсем особое". Мое толстовство складывалось из тех сильных противоположных чувств, которые возбуждали во мне Пьер Безухов и Анатолий Куракин, князь Серпуховской из "Холстомера" и Иван Ильич, "Так что же нам делать" и "Много ли человеку земли нужно", из страшных картин городской грязи и нищеты, нарисованных в статье о московской переписи, и поэтической мечты о жизни среди природы, среди народа, которую создавали во мне "Казаки" и мои собственные впечатления от Малороссии: какое это счастье — отряхнуть от ног
прах всей нашей неправедной жизни и заменить ее чистой, трудовой жизнью где-нибудь на степном хуторе, в белой мазанке на берегу Днепра! Кое-что из всего этого, опустив мазанку, я и сказал доктору. Он слушал, казалось, внимательно, но как-то черезчур снисходительно. Одну минуту у него помутились сонно отяжелевшие глаза и задрожали от приступа зевоты сжатые челюсти, но он одолел себя, зевнул только через ноздри и сказал:
{278} — Да, да, я вас слушаю... Значит, вы не ищете лично для себя никаких, так сказать, обычных благ "мира сего"?
Но ведь есть же не только личное. Я, например, далеко не восхищаюсь народом, хорошо, к сожалению, знаю его, весьма мало верю, что он есть кладезь и источник всех премудростей и что я обязан вместе с ним утверждать землю на трех китах, но неужели все-таки мы ничем ему не обязаны и ничего не должны ему? Впрочем не смею поучать вас в этом направлении. Я во всяком случае очень рад, что мы побеседовали. Теперь же вернусь к тому, с чего начал. Скажу кратко и, простите, совершенно твердо. Каковы бы ни были чувства между вами и моей дочерью и в какой бы стадии развития они ни находились, скажу заранее: она, конечно, совершенно свободна, но, буде, пожелает, например, связать себя с вами какими-либо прочными узами и спросит на то моего, так сказать, благословения, то получит от меня решительный отказ. Вы очень симпатичны мне, я желаю вам всяческих благ, но это так.
Почему? Отвечу совсем по-обывательски: не хочу видеть вас обоих несчастными, прозябающими в нужде, в неопределенном существовании. И потом, позвольте говорить уж совсем откровенно: что у вас общего? Гликерия девочка хорошенькая и, нечего греха таить, довольно переменчивая, — нынче одно увлечение, завтра другое, — мечтает, уж конечно, не о толстовской келье под елью, — посмотрите-ка, как она одевается, не взирая на наше захолустье. Я отнюдь не хочу сказать, что она испорченная, я только думаю, что она, как говорится, совсем не пара вам...
Она ждала меня, стоя под лестницей, встретила меня вопрошающими и готовыми к ужасу глазами. Я поспешно передал ей последние слова доктора. Она опустила голову:
— Да, против его воли я никогда не пойду, — сказала она."
Бунин пишет как-то противно, но интересно, вот парадокс.
Проверил — почитал страниц 10. Не очень сработало. Думаю, дело в том, что я по ходу чтения увлекся и читал не Тохе, а себе, и наверное интонации были не те. В следующий раз попробую с колобком.
Цитата из книги, идет разговор влюбленного Арсенина с отцом Лики:
" --Так что, по-вашему, единственное спасение от всех зол и бед в этом пресловутом неделании, непротивлении? — спросил доктор с преувеличенным безразличием.
Я поспешил ответить, что я за делание и за противление, "только совсем особое". Мое толстовство складывалось из тех сильных противоположных чувств, которые возбуждали во мне Пьер Безухов и Анатолий Куракин, князь Серпуховской из "Холстомера" и Иван Ильич, "Так что же нам делать" и "Много ли человеку земли нужно", из страшных картин городской грязи и нищеты, нарисованных в статье о московской переписи, и поэтической мечты о жизни среди природы, среди народа, которую создавали во мне "Казаки" и мои собственные впечатления от Малороссии: какое это счастье — отряхнуть от ног
прах всей нашей неправедной жизни и заменить ее чистой, трудовой жизнью где-нибудь на степном хуторе, в белой мазанке на берегу Днепра! Кое-что из всего этого, опустив мазанку, я и сказал доктору. Он слушал, казалось, внимательно, но как-то черезчур снисходительно. Одну минуту у него помутились сонно отяжелевшие глаза и задрожали от приступа зевоты сжатые челюсти, но он одолел себя, зевнул только через ноздри и сказал:
{278} — Да, да, я вас слушаю... Значит, вы не ищете лично для себя никаких, так сказать, обычных благ "мира сего"?
Но ведь есть же не только личное. Я, например, далеко не восхищаюсь народом, хорошо, к сожалению, знаю его, весьма мало верю, что он есть кладезь и источник всех премудростей и что я обязан вместе с ним утверждать землю на трех китах, но неужели все-таки мы ничем ему не обязаны и ничего не должны ему? Впрочем не смею поучать вас в этом направлении. Я во всяком случае очень рад, что мы побеседовали. Теперь же вернусь к тому, с чего начал. Скажу кратко и, простите, совершенно твердо. Каковы бы ни были чувства между вами и моей дочерью и в какой бы стадии развития они ни находились, скажу заранее: она, конечно, совершенно свободна, но, буде, пожелает, например, связать себя с вами какими-либо прочными узами и спросит на то моего, так сказать, благословения, то получит от меня решительный отказ. Вы очень симпатичны мне, я желаю вам всяческих благ, но это так.
Почему? Отвечу совсем по-обывательски: не хочу видеть вас обоих несчастными, прозябающими в нужде, в неопределенном существовании. И потом, позвольте говорить уж совсем откровенно: что у вас общего? Гликерия девочка хорошенькая и, нечего греха таить, довольно переменчивая, — нынче одно увлечение, завтра другое, — мечтает, уж конечно, не о толстовской келье под елью, — посмотрите-ка, как она одевается, не взирая на наше захолустье. Я отнюдь не хочу сказать, что она испорченная, я только думаю, что она, как говорится, совсем не пара вам...
Она ждала меня, стоя под лестницей, встретила меня вопрошающими и готовыми к ужасу глазами. Я поспешно передал ей последние слова доктора. Она опустила голову:
— Да, против его воли я никогда не пойду, — сказала она."
Бунин пишет как-то противно, но интересно, вот парадокс.
Воспитательницы в детском саду стали давать мне млкие поручения — офрми ть список детишек, сделать и распечатать табличку для группы "Фиалочки". Так что теперь я могу добавить в портфолио пункт "Дизайн детсадов и детстких дошкольных учреждений" :)
Вчера Антоний третий раз в своей жизни сходил в детсад, а я побывал на первом в своей жизни родительском собрании. Сначала воспитительницы минут сорок рассказывали, что должен уметь ребенок к трем годам, а потом затронули материальные вопросы. Смущаясь, они заговорили о том, что родители в всех группах детсада обычно сдают деньги — в некоторых группах по пять, а в нашей, наверное, будет по три.
— По при чего? — спросил я.
— По три гривни — ответила воспитательница.
— В день?
— В месяц
Т.е. по 4 американских цента в месяц доплачивают родители на добровольных началах. Это реалии дауншифтера в сельской местности, Украина, полтавская область. Садик, правда, уже переполнен.
— По при чего? — спросил я.
— По три гривни — ответила воспитательница.
— В день?
— В месяц
Т.е. по 4 американских цента в месяц доплачивают родители на добровольных началах. Это реалии дауншифтера в сельской местности, Украина, полтавская область. Садик, правда, уже переполнен.
Отвел малого в детсад, интересно, что из этого выйдет :)
Трехлетний геймер
— Похоже, пора покупать малому комп
Возраст имеет совсем небольшое значение — трехлетний юзер точно так же не любит, когда его отвлекают от компа, до того, что просит выключить телевизор в то время, когда играет в свои конечные автоматы на экране дисплея монитора.
Что бы купить малому такое шоб и не жалко если вдруг утопит / разобъет и шоб флещь шол.
Возраст имеет совсем небольшое значение — трехлетний юзер точно так же не любит, когда его отвлекают от компа, до того, что просит выключить телевизор в то время, когда играет в свои конечные автоматы на экране дисплея монитора.
Что бы купить малому такое шоб и не жалко если вдруг утопит / разобъет и шоб флещь шол.
Антоний проснулся и сразу побежал к пианину, играть, играть играть!
— драг-н-дроп
Освоен драг-н-дроп мышой.
Освоен драг-н-дроп мышой.
— Перевод с трехлетнего
Ответы на вчерашнюю загадку ( juick.com ) :
1. Ситока — Цветок.
2. Мамита — Магнит.
3. Папалета — Самолет.
Спасибо всем, кто пытался разгадать трехлетный язык :)
Ответы на вчерашнюю загадку ( juick.com ) :
1. Ситока — Цветок.
2. Мамита — Магнит.
3. Папалета — Самолет.
Спасибо всем, кто пытался разгадать трехлетный язык :)
— учимся переводить с детского
Переведите с трехлетнего языка слова:
1. Ситока.
2. Мамита.
3. Папалета.
Ударение везде — на последний слог. Все слова обозначают реальные объекты, первые два предмета — вполне бытовые, третий — не бытовой, но всем известен.
Переведите с трехлетнего языка слова:
1. Ситока.
2. Мамита.
3. Папалета.
Ударение везде — на последний слог. Все слова обозначают реальные объекты, первые два предмета — вполне бытовые, третий — не бытовой, но всем известен.
Тоха занимает в жизни моего ноутбука приблизительно 15 гигабайт фоток и видяшек (11 Гб), материалов по детству жывотных и их развитию (4 Гб) и немного сэмплов.
Тобиасу три года.
Таким образом, скорость овладевания Тадеушем моим ноутом приблизительно 500 мегабайт в год.
Тобиасу три года.
Таким образом, скорость овладевания Тадеушем моим ноутом приблизительно 500 мегабайт в год.
— первый масяж
*"Рельсы рельсы шпалы шпалы
Ехал поезд из полтавы"*
Тока шо тоха сделал первый в своей жизни массаж. Любимый момент — конечно же "дзинь дзинь точка" :)
*"Рельсы рельсы шпалы шпалы
Ехал поезд из полтавы"*
Тока шо тоха сделал первый в своей жизни массаж. Любимый момент — конечно же "дзинь дзинь точка" :)
— мышь освоена
Освоена еще вчера утром, практически сразу перед освоением тачпада. Но видно, что к тачпаду тянется сильнее, пытаюсь понять, почему. Думаю, трехлетние дети в сих только просыпающимися способностями могуд дать много пищи для размышлений о юзабилити.
Освоена еще вчера утром, практически сразу перед освоением тачпада. Но видно, что к тачпаду тянется сильнее, пытаюсь понять, почему. Думаю, трехлетние дети в сих только просыпающимися способностями могуд дать много пищи для размышлений о юзабилити.
Сегодня тоха освоил тачпад — таким образом став человеком, который овладел тачпадом раньше мышки.
— эмоции во сне
Малой во сне засмеялся — забавно )
Малой во сне засмеялся — забавно )