cyde
Я улыбнулся и поднял глаза. Огромный темно-красный шар коснулся горизонта, причудливо растворяясь в красном небе с красной поверхностью. Если психологи утверждают, что красный возбуждает нервную систему, то сейчас я не чувствовал ничего кроме тоски и уныния.
— Кто?
— Аргон.
Дальше я вновь потерял сознание и очнулся уже на подлете к Арону. Знакомый голос объявил: «Уважаемые пассажиры! Во избежание недомоганий и всякого рода недоразумений во время посадки рекомендуем пристегнуться к любой плоскости, которую найдете под рукой.» Бродяга Виллис... Копаясь в панели разбитой «Майи» я так и представлял, что если нас найдут, это будет он. Хотя, по правде говоря, я представлял много сцен спасения и все были с разными людьми: настолько человек, теряясь в вакууме неограниченного времени, способен придумывать самые разнообразные картины, лишь бы чем-нибудь занять привыкший к суете разум.
«А где Саймон?» — подумал я за секунду перед тем, как легкий толчок в ноги и падение на колени ознаменовал посадку, хотя и не самую мягкую.
Замок двери каюты прозвучал отрезвляющие, я даже не успел подумать, почему я не догадался попытаться открыть дверь. Меня везли взаперти.
-Выходите, — произнес возникший из дверного проема силуэт. Погоны изыскателей, лейтенант.
— Не могу.
— Я помогу, — ответила фигура, приблизившись ко мне, и, схватив за кисти, со всей силы ударила о стену, да так, что мне послышалось, будто во рту что-то сломалось.
— Послушайте, я могу узнать, почему вы обращаетесь со мной так неприветливо?
— Не можете.
— Я настаиваю.
— А я вынужден вас доставить на таможенный пункт, там и будете изворачиваться, шутить и настаивать.
— Я не понимаю. Можно хотя бы намекнуть?
— Мне тоже кое-что интересно: что два придурка делают на пустынной планете, да еще и с документами людей, пропавших пятьдесят лет назад?
cyde
Я лежал на земле. Ковер из белых лепестков сакуры вокруг напоминал муравейник. Дуновение ветра, и беспорядочная масса превращаясь в стройные спирали из крошечных крыльев, кружась, устремлялась вверх, чтобы в паре метров от поверхности, потеряв свою примитивную энергию, упасть на столик под деревом. Скользя по гладкой поверхности они снова оказывались на земле, чтобы через несколько минут вновь закружиться в белоснежном танце. Внезапно, ветви дерева задрожали. Белоснежный дождь накрыл меня, а задержал дыхание, чтобы лепестки не попали в нос, но дождь не прекращался. Все сильнее дрожала земля, тишина, нарушаемая пением, превратилась в низкий гул, который будто сдавливал голову. Белоснежные насекомые словно формировались из воздуха, их поток не прекращался. Я больше не мог держаться и вдохнул. Обволакивая нос и рот, белая масса устремилась в легкие, я закашлял, изрыгая мокрые и противно теплые лепестки себе на грудь, тело охватила судорога. Внезапно мое тонущее в белом бреду тело за воротник приподняла невидимая руки и наклонила к коленям да так сильно, что я почувствовал, как струной натянулись сухожилия. От боли я выругался и открыл глаза.
— Черт побери, нашел время спать. Откашливай!
Я ничего не видел кроме залитого кровью костюма и тем-но алого песка, который, видимо, миллионы лет не видел влаги, а сейчас жадно впитывающим кровь, которая все не останавливалась.
— Лучше бы я не просыпался.
— Нас нашли, идиот.
Перевернувшись на спину и зажмурив глаза от противного ощущения невесомости в переносице, я закрыл лицо рукой, а другой старался нащупать так неожиданно попавшийся в песке камень. Почувствовав твердую и гладкую поверхность, я от злости ударил по ней кулаком. Металлический звон. Перчатки с металлическими вставками на фалангах ударились не о камень. Забыв про боль я повернулся на бок и стал разгребать песчанник: перед глазами вырисовывалась бурая поверхность куска стали, покрытого ржавчиной и попавшего сюда, очевидно, очень и очень давно. Тяжело вдыхая разреженный воздух, я продолжал раскидывать песок. Небольшая металлическая табличка, похожая на кусок обшивки не представляла интереса, если бы не едва различимые символы, выгравированные в углу. Аккуратно стерев слой коррозии, я увидел нечто, что заставило вздрогнуть: на неизвестной планете вдали от аргонских секторов прямо передо мной лежал кусок обшивки с надписью из букв нашего родного алфавита. 'CYDE' – я не знал, что это может значить и никогда не встречал этой комбинации, но в воздухе как-будто повеяло родным домом. Завороженный, я лежал в пыли смотрел на эти буквы, как вдруг почувствовал, будто земля стала пульсировать. Я затаил дыхание — как будто раз в пять секунд кто-то ударял по поверхности планеты огромным молотом, и она сотрясала воздух в противном гуле, от которого заболела голова. Перед глазами все начало плыть и последнее, что я запомнил — фигура Саймона вдалеке, бежавшего в мою сторону. Он что-то кричал и размахивал руками, но я ничего не мог разобрать и потерял сознание.
«Вот же черт», — промелькнула в моей голове мысль, когда я увидел растущие язычки пламени и характерный треск. Дым все сгущался, начиная разъедать глаза, а я, стараясь не дышать, карабкался вверх по борту, цепляясь за металлическую решетку пола. На пути наверх я схватился за какую-то ручку, и дверца распределителя приветливо открылась, едва не скинув меня в пучину горящей панели, но я вовремя успел схватиться за какой-то трос. «Батареи!» — повиснув на одной руке, я набил сумку портативными аккумуляторами. Их берегли для особых случаев в виду огромной емкости и столь же больших потерь при зарядке. Мгновение спустя я уже лежал лицом на песке, жадно впитывающим кровь из разбитого носа.
IV.
Заунывно поющий в груде металла ветер клонил меня ко сну. Да и откручивание гаек — не самое бодрящее занятие, и где-то на тридцатой я прислонился к стене запрокинув голову назад, чтобы немного размять затекшую шею. Через несколько минут панель была снята. Гипер-передатчик был в целости и сохранности, чего нельзя было сказать о бортовом компьютере: удар о землю был так велик, что часть припаянных деталей просто отлетела, провалившись куда-то в недра проводов, катушек и прочих вещей, в которых я не смыслил ровным толком ничего. Передатчики были оборудованы металлической оболочкой и их всегда можно было извлечь из корабля, чтобы использовать «автономно», как выражались грамотеи-инструкторы по чрезвычайным ситуациям. Отрезав от него провода, я извлек коробку на свет, но, как я уже говорил, я не разбирался в технике и после действа над передатчиком, внутри что-то сверкнуло и все еще живые индикаторы погасли.
«Дорогая Лия!
Сегодня я принял очень важное для нас обоих решение. Я покидаю изыскательскую службу. Завтра состоится последний полет к системе Майя, и у меня очень хорошее предчувствие: наши ученые друзья утверждают, что именно те края были населены Предтечами, если удастся найти хотя-бы одно доказательство, то я смело могу заявить, что я не зря большую часть жизни проводил космосе.
Но даже если это не так, даже если те миры так же мертвы, как и остальные, война для меня окончена. Я вернусь и мы оставим всю эту суету, как и хотели.
Навеки твой, Грэг».
Белокурая зеленоглазая девушка с заплаканными глазами листала сообщения инфолинка: сначала это, затем другое, от имени капитана Тау, в котором говорилось о потере связи с кораблем «Майя», и о принятии всех мер по поискам команды. Заламывая руки и подавляя вырывавшиеся наружу рыдания, она выискивала в сообщениях хоть что-нибудь новое, но — все те же буквы, все тот же смысл. И тут в глазах мелькнул огонек надежды, тонкие изящные пальцы забарабанили по клавиатуре инфолинка, набирая сообщение:
«Милый Джерри!
Я знаю, что вы с Грэгом всегда ненавидели друг друга, и он бы никогда не попросил тебя о помощи, но сейчас он в беде и Я прошу тебя помочь. Ответь мне, как только сможешь.
Твоя сестра, Лия».
— Мы их найдем? — обратился молодой помощник в штурману.
— Куда они денутся? Вот только нелегко найти планету, когда не знаешь, какую искать. Сброс в системе Гелиоса в поясе астероидов. Это последний.
— Ожидание?
— Шесть часов.
— Вас понял.
Штурман, проложивший дюжину маршрутов за несколько часов, нуждался в отдыхе. Оставив своего помощника в рубке, он спустился в свою каюту. Приятное онемение после нескольких гипер-прыжков отдавало усталостью. Красное сияние умирающей звезды пробивалось через иллюминатор и, отражаясь в поверхности висевшего на переборке зеркала, устремлялось обратно в пустоту космоса оставляя тусклый ореол. Виллис, которого мы встретили в холле командного центра изыскателей, уже настолько привык ко всем подобным красотам, что даже не удостоил взглядом эту игру света, а лишь вытянув ноги на кушетке, громко захрапел, пуская слюни на подушку. Барахливший генератор гравитации иногда отключался на несколько секунд, стаскивая штурмана с кровати и швыряя на пол. В полу-дрёме он матерился на механика и взбирался обратно, чтобы через мгновение снова погрузиться в сон. Корпус корабля завибрировал, сотрясая воздух в гуле, от которого закладывало уши: открылся грузовой отсек, выпуская последний маяк.
Радиомаяки, или, как их стали называть в последнее время — навигационные спутники связи, с виду металлические шары порядка десяти дюймов в радиусе с антенной и двумя платами солнечных батарей, во времена ксенонского конфликта широко использовались для построения трехмерных карт полей боя. По отраженному сигналу от корпуса маяк вычислял положение корабля, примерные габариты и отсылал в центр командования. В Известной Вселенной эти спутники могли работать в течении десятков лет, но значительная часть солнечных систем Млечного пути была “заражена” базами ксенонов, и запущенный в таких секторах спутник замолкал уже через пару часов. Что больше всего удивляло специалистов по искусственному интеллекту — во время войны ксеноны выпускал в пространство похожие аппараты, которые... не выполняли никаких функций. Пустые болванки лишь по форме напоминали спутники, но ничего не делали. Ученые утверждали, что это временно, так оно и случилось: к тому времени, когда уже все успели привыкнуть к этой причуде искуственного интеллекта, они беспрепятственно плавали в пространстве в больших количествах и становились добычей сборщиков ресурсов. Но однажды несколько болванок притянуло к сплитской верфи — никто бы и не обратил внимания на сей космический мусор, если бы не чудовищной силы взрыв, разломивший станцию на две части: вместо электроники, терраморфы стали делать из спутников мины.
Нужно было время, но его было — час или два. Неясно, успеет ли группа выйти на связь прежде, чем тонкая ниточка, связывающая враждебные системы с центром, порвется.
Космодром изыскательской службы находился в тридцати милях от города, но подземная сеть магистралей, созданная для военных нужд и недоступная простым гражданским, позволяла попасть на важный объект, находящейся на противоположной части планеты буквально за полчаса, и через две минуту лейтенант уже шел между взлетными площадками. Аргонское солнце клонилось к горизонту, облачая бесконечный лес ракет и корпусов звездолетов в багровую палитру. Поднимающиеся в воздух с раскаленного бетона испарения масла и топлива дурманили разум лейтенанта, редко покидающему свой кабинет, и пока он шел к зданию центра управления полетами, его походка стала качающейся, а лицо обрело глупую улыбку. Главная причина, почему на космодромы не пускали даже репортеров, а пилотов – только по специальным пропускам. И даже в таком случае не рекомедовалось находиться в пределах периметра дольше десяти минут. Уже ночь поглотила все это бескрайнее пространство технического великолепия, когда огни двигателей озарили поверхность земли на несколько миль вокруг: пятнадцать звездолетов устремились ввысь, неся на борту единственную надежду потерпевших крушение
"Нет никакой уверенности, что они вообще живы. Как можно найти нужную точку в бесконечном пространстве?" — подумал капитан.
— Расставьте поисковые маяки по всем дружественным секторам в галактике Млечного Пути — сказал он, не отводя глаз от карты. — если их корабль уцелел, мы сможем найти их очень быстро. Если же нет...
Он не закончил и жестом указал на дверь. Лейтенант на секунду замешкал, не понимая, стоит ли отдавать честь широкой спине капитана, но, очнувшись, совершил ритуал почтения взмахом руки и вышел.
— А вот и наш Сэнди! — раздалась выводившая лейтенанта из себя фраза, как только захлопнулась тяжелая дверь за его спиной.
— Добрый день, Виллис, — процедил Сэнди сквозь зубы — Что, опять попался с грузом космотравки?
— Ну зачем же так сразу? Я просто хотел поприветствовать старого товарища! — Белозубая улыбка, сверкавшая из под рыжих усов, ни разу не сползла с лица Виллиса. Казалось, он говорит скозь зубы, но его певучий бас быстро заставлял в этом усомниться
— Но раз ты заговорил о прошлом, — продолжил он, — давай я замолвлю за тебя словечко Дженни. Ребята говорят, что она очень скучает.
— Пошел к черту! — Бросил Сэнди и под хохот бывшего приятеля исчез за створками лифта.
Аргон-Прайм, центральный сектор-цитадель, центр военного производства и самый защищенный от вторжения, окружали пограничные, где в основном занимались добычей минералов из астероидов или держались в боевом порядке орбитальные пушки: Туманность Херрона, Луна Ринго, мертвый Президентский Рубеж (представляющий собой парящие по орбите вокруг Орио обломки больших и малых кораблей всех рас, столкнувшихся в битве, которой до этого не видела Вселенная), и Обитель Света. Эти точки, находившиеся на карте в такой непосредственной близости друг от друга, что иллюзия досягаемости любой них казалась вполне реальной, но на самом деле эти крохотные по космическим меркам части пространства на орбитах планет или среди скоплений ценных астероидов находились друг от друга в миллионах световых лет и соединялись между собой лишь Звездными вратами. Служба Изыскателей проделала титанический труд, чтобы не только капитан, но и любой аргонец мог ориентироваться в изведанных уголках Вселенной с такой же легкостью, как среди домов и улиц собственного города.
Как и тогда, сейчас в его потухшем взгляде нельзя было уловить ни малейшей эмоции. Он вздохнул, встал и, сомкнув руки за спиной, подошел к карте секторов сделанную специально для его кабинета размером во всю стену. Иногда было забавно наблюдать, как он двигал мебель, загораживавшую вид, чтобы посмотреть на нужный участок. На все предложения воспользоваться виртуальной картой или выполнить перепланировку так, чтобы не пришлось постоянно передвигать шкафы и диван из редкого терианского дерева, он лишь кидал грозный взгляд и продолжал царапать пол.
После этого непродолжительного действия он сделал пару шагов назад и окинул взглядом карту. Семьдесят три сектора — незначительные участки пространства, разбросанные по Вселенной, соединенные собой звездными вратами — огромными круглыми установками диаметром в две мили с силовым полем по центру. Все четыре известные разумные расы отрицают свою причастность к строительству этих порталов, которыми активно пользовались до открытия портативных гипердвигателей. Надобность во вратах со временем свелась к минимуму и они служили в основном для переброски между секторами грузовых и пассажирских кораблей, однако ученых всегда волновал вопрос, насколько была велика и где находится сейчас та раса, знавшая о гиперпространстве задолго до выхода в космос Аргона. На одной из научных конференций было решено называть их Древними, или Предтечами. Изыскательскими отрядами было найдено множество следов Предтечей во всех частях Вселенной, однако живых представителей цивилизации найти так и не удалось. Изуродованные оружием невиданной силы планеты, уничтоженные города, летящие в никуда подбитые пустые корабли и Звездные врата — это все, что осталось от Древних и вряд ли удастся найти место, где они произошли: везде, где они побывали, оставался лишь хаос.
— Есть хотя бы предположение, куда они могли попасть?
— Согласно последним данным анализа они сейчас в галактике Млечного пути. Сами понимаете, это лишь слегка облегчает задачу. Мы даже не сможем расставить маяки из-за ксенонов. Концентрация их баз очень велика, они чуть ли не в трети всех тамошних солнечных систем.
— Есть идеи, лейтенант?
— Капитан, боюсь, мы ничего не можем сделать. Если мы потревожим улей, велика вероятность повторного конфликта.
— Нет, однозначно...
Капитан Тау, — шестидесятилетний высокий плотный аргонец с седой шевелюрой и темными глазами мирно качался в своем кресле и если бы не взволнованный лейтенант, который вытянулся перед ним по стойке смирно, то можно было подумать, что капитан просто задумался о том, где лучше посадить пальму в своем саду — у фонтана или ворот. Когда-то этого человека можно было взволновать или рассмешить. Во время войны он был наводчиком ракетного крейсера, и устрашающая улыбка, блеск темных глаз, которые сопровождала огоньки ракет до самой вспышки, освещавшая ярчайшим заревом корпуса кораблей и пожиравшая цель, пугала всех, кто находился рядом с ним, а сам он лишь улыбался еще шире и говорил: «Ну как, а? Видал, как жахнуло? Давай еще разок!». Но война подходила к концу, орбиту Полиса плотным кольцом окружил ксенонский флот. Даже с поверхности было видно эту белесую полоску, от востока до запада рассекавшую небо в зените. И посреди этой белесой ленточки было видно круглое пятно — командный корабль ксенона QA, который появлялся только в конце битвы и предвещавшем одно — смерть. Рядовой Райли, сын тогдашнего наводчика Тау решился на отчаянный шаг — стартовав с одной из лун на последнем из уцелевших крейсеров, он выпустил из грузовых отсеков всех защитных дронов, плотной тучей защищавших от ракет и лазеров любой корабль, но делающих невозможной стрельбу. Единственное орудие, которым можно было пользоваться без опаски — силовой луч. Райли зацепил им главный корабль и открыл звездные врата. Некоторые из разрозненных частей аргонского флота были очевидцами, как Райли увлек за собой QA и часть истребителей в поле. Остальные ксеноны начали покидать кольцо и взяли курс на врата, но было поздно — они захлопнулись. Ксенонские корабли, минут пятнадцать ожидали команд, но, видимо, им так никто и не ответил, и они стали покидать сектор, исчезая в вспышках гипердвигателей. Некоторые поврежденные корабли удалось захватить оставшимся силам. Позже они были отправлены на изучение.
Никто не знал, какие координаты ввел Райли, жив ли он сейчас. Не знал и капитан. С тех пор никто и никогда не видел на его лице даже легкой улыбки.
Я остановился и, простояв несколько секунд в нерешительности, обернулся. Стараясь не касаться руки, я аккуратно расстегнул замок и положил браслет во внутренний карман костюма. По протоколу его нужно было сдать в кадровую службу, откуда он бы попал на доску почета, но я не был уверен, что Кайл, просчитавшийся с координатами удостоится таких почестей. Скорее всего его браслет просто переплавили, а так я передам его семье, как память. Пусть я в тот момент страшно был зол на это горящее тело, но страх перед муками совести заставил поступить меня более гуманно.
Дверь в рубку, куда я планировал попасть была на высоте около пятнадцати футов и стараясь не сорваться вниз, я начал карабкаться по гладкой поверхности носовой части , ушедшей наполовину в землю. Не знаю, как мы так быстро спустились в полной темноте сразу после крушения, не переломав кости. Стараясь не повредить костюм об острые края разрушенной переборки я ступил на край распахнутого шлюза, который был опрометчиво оставлен раскрытым. Случись выпасть каким-нибудь осадкам, вся уцелевшая электроника этого бы не пережила. Осторожно спустившись внутрь я ногами ступил на панель управления, усеянную пылью и тускло мигавшую индикаторами. Батареи еще живы; значит, есть шанс связаться с Полисом.
Огромное, но не по размерам холодное солнце уже полностью показалось из-за горизонта и утренняя прохлада сменилась теплом, приятно растворявшемся в теле. Неплохо бы было найти чего-нибудь поесть. В полумиле отсюда виднелось темное дымящееся пятно. В покореженном корабле еще оставались припасы, и я смело направился в его сторону. Монотонные шаги по этому великолепию одновременно живого и в то же время абсолютно мертвого однообразия. «Дай бог хотя бы раз увидеть родной Альтаир» — думал я. Все это зеленое великолепие пышных садов и полей в лучах Прометея, пение птиц, будивших по утрам всякий раз, когда я проводил ночи на берегу озера за городом. — тогдашняя обыденность казалась недосягаемым раем, который я реставрировал, на ходу закрывая глаза. Спотыкаясь о какой-нибудь валун, я снова их открывал, и вновь перед взором раскрывалась неподвижная пелена выжженных земель, оживляемая лишь скользившей по ним моей тенью, падавшей от повисшего за спиной красного светила и маленькими, ниже пояса пылевыми вихрями, внезапно рождавшимися прямо под ногами и уносящимися вслед за порывами ветра, постепенно терявшиеся из виду.
«Майя», недавно воплотившаяся из чертежей инженеров в новейшее исследовательское судно, рассчитанное на четырех человек экипажа с мощной защитой от пиратских пушек, сейчас представляла из себя жалкое зрелище. Носовая часть исследователя, сделанная из теладианиевых сплавов, защищавшая от лазеров и плазменных пушек средней мощности, полностью ушла в землю. Грузовой отсек, деливший корпус посередине, не выдержал веса отсека с двигательными установками и разрушился уже после падения. Штурман был бы жив, находясь он в тот момент в рубке вместе с нами, а не проверяя целостность шлюзов. Дымившаяся груда металла уже остывала, но запах горящих пластмасс и плоти чувствовались за десятки ярдов. Я прошел мимо и старался не смотреть, но краем глаза все-равно заметил торчащую из под обломков обгоревшую до костей руку с играющим в лучах солнца золотым браслетом. Такие браслеты носили все штурманы изыскательских команд. На них были выгравированы координаты системы Прометей. И пусть они наизусть знали эту строчку длинной в 36 знаков, для них этот именной браслет был знаком отличия, смыслом жизни, с которым никогда не расстанется ни один штурман.
Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Саймона, я откинул несколько булыжников в сторону и протиснувшись в отверстие, выбрался наружу. После темноты ударившие в глаза лучи мертвого багрового рассвета мне показались ярче света родного Прометея. В небе не было ни единого облака. Затухающие звезды на темно-синем фоне пропадали одна за другой. Нельзя было долго смотреть ввех: голова начинала кружиться, как если бы ты долго смотрел в пропасть. Малая кромка красного гиганта показалась над горизонтом и быстро увеличиваясь, все сильнее освещала ковер серого тумана, расстелившийся в о все стороны. Это неосязаемое одеяло, висевшее над поверхностью в пяти дюймах простиралось без конца и края, как океан. Эта планета, которую я мысленно назвал Лимбо, как будто пыталась скрыть свое уродство однообразности. Я все ждал, пока вновь появится ветер, чтобы получше рассмотреть поверхность, и когда, наконец, он появился, медленное одеяние, нагреваемое лучами умирающего солнца, заволновалось и начало растворяться. Передо мной открылась равнина бурой почвы, наполовину состоявшее из песка и камней. Никаких холмов, водоемов, признаков разумной или неразумной жизни, растений — ничего. Посреди пустыни лишь стояло это странное убежище из красного кирпича и примыкавшая к нему странная башня из того же материала. Я обошел ее, едва ступая по поверхности, опасаясь, что где-нибудь могли образоваться пустоты. Не хватало еще упасть с неба, выжить и затем так глупо сломать ногу. Жуткая тишина нарушалась лишь звонким стуком металлических подошв по камни. Ступая по земле я инстинктивно прислушивался к любому странному звуку, мне казалось, будто за мной кто-то следит. Заслышав малейший странный звук, я оборачивался, но меня вновь встречала лишь мертвая тишина, нарушаемая невыносимо громко отзывавшимся в ней дыханием.
Я с интересом рассматривал это порождение инопланетного архитектора целых полчаса. Вдыхая полной грудью холодный воздух, я зыкрывал глаза и пытался убедить себя, что это всего-лишь сон и как-только я проснусь, все вернется: Зэйи, вводящий в бортовой компьютер координаты, Саймон, говорящий по передатчику с одной из своих любимых девушек. Мы с Зэйи часто шутили на тот счет, что когда-нибудь его дамы сердца узнают, насколько они «единственные и любимые» и устроят Саймону такую порку, что схватка с Ксенонами покажется игрой в салки. А он всегда отвечал, что ничего не может с собой поделать: он просто любил всех красивых девушек одинаково и было бы несправедливо по отношению к остальным делать для кого-то исключение...
Эти яркие картины, сначала яркие и живые, вдруг смазались заунывными звуками ветра, растворившись в пустоте, и мне пришлось вновь открыть глаза, вернувшись к реальности, которая крепко держала нас, не желая отпускать и не давая ни малейшего повода для надежды. Вскоре рассматривать эти чарующие своды стало скучно. В конце-концов мне, как изыскателю не в первые удавалось видеть руины погибших цивилизаций. Я повернул голову к завалу из камней, который мы на скорую руку соорудили, чтобы нас не потревожили враждебные существа, которые могли оказаться в этом мире, пусть и не обнаруженные днем.
Костер стал гаснуть, и я подкинул еще немного обломков с корабля. Аварийная посадка нашего маленького исследовательского судна «Майя», названного в честь новой солнечной системы, которую мы должны были исследовать, сработала как нужно, но корабль снова бы уже не взлетел. Плотная атмосфера планеты, пленниками которой мы стали была,пригодна для дыхания, но уничтожила двигатель, пока мы падали сквозь грозовые облака. Наш штурман ввел неправильные координаты, и вместо того, чтобы оказаться на орбите одной, предположительно обитаемой, из планет системы Майя, мы оказались в стратосфере этой, ранее неизвестной планеты твердого типа, вращающейся вокруг красного гиганта. Это все, что я успел узнать о нашем доме на ближайшее время, пока нас не найдут. В целом, нам очень повезло, что нас не занесло в центр планеты или вообще какой-нибудь звезды. Тогда бесславный конец нашим жизням был бы обеспечен. Когда только начинали тестировать гипер-двигатели, подобные инциденты случались очень часто. Теория координирования точки выхода из гипер-пространства была не до конца освоена и даже бывалые штурманы иногда приводили к гибели целые военные эсминцы, забросив их на поверхность или даже центр какой-нибудь звезды или газового гиганта, чье притяжение не в силах преодолеть ни один из аналоговых двигателей, а времени между падением в центр этого шара из кипящих газов и гибелью экипажа от давления редко хватало, чтобы перебросить корабль в новую точку.
Гравитационные силы планеты были не в силах разрушить почти остановивший свой ход спутник. Неторопливо серый шар столкнулся с атмосферой, и, как камень, брошенный в воду, он лишь слегка замедлил ход и затем коснулся поверхности. Волны земной коры в миг обнажили застывшие вулканы, миллионы тонн пыли и осколков, словно омывая падающее тело, взмыли в космос. Пролом поглотил Луну, а поднявшиеся с волнующейся поверхности частицы пыли и камни скрыли тот девственный мир, который отныне стал адом раскаленной лавы и отравленной атмосферы. Выброшенные в космос частицы, образовали кольцо красноватого цвета красноречиво говоря, что планета мертва. Этот безумно красивый в своем могильном великолепии огромный шар стал уникальным памятником той войны, увековеченный на орденах ветеранов той войны, то есть нас.
До рассвета предположительно оставалось около трех часов, и у меня была уйма времени, чтобы осмотреть наше пристанище. Это было непонятное здание с крышей в форме купола, смыкавшимся в метрах двадцати над нашими головами, целиком выстроенного из красного кирпича, скрепленного каким-то веществом, похожим на цемент. Снаружи оно и выглядело так, но изнутри было обмазано слоем какого-то странного вещества, отваливающегося от стен от одного прикосновения. Не было ни одной стеклянной или деревянной детали. Гениальный архитектор той цивилизации словно был уверен, что его творение простоит миллионы лен. Не работай я изыскателем, я бы точно был уверен, что здесь раньше обитали Аргонцы — уж больно все эти очертания были психологически близки моему глазу, пусть даже немного странные. Отверстие в стене в форме арки, раньше, по-видимому, служившее дверью, было на два фута выше моего роста — значит, они не были великанами или карликами. Не было никаких кукол или фигурок идолов, которым вечно поклоняются пиренейские расы, такие как Сплиты или Телади.
